Крупный ученый и любимый преподаватель редко совмещаются в одном человеке: одни скрыты за монументальной величиной своих трудов, другие полностью растворяются в общении с учениками. Однако те, у кого исследовательский азарт неотделим от потребности делиться уникальными знаниями, часто становятся еще и восхитительными просветителями – таков Сергей Аркадьевич Иванов.
Вот сцена, изображающая СА сразу во всех трех его ипостасях. Константинопольский ипподром. СА показывает своим студентам то, c чем они, изучая на его курсах источники, знакомились в течение всего года. При этом он изредка поглядывает в книгу, написанную им самим: путеводитель по византийскому Стамбулу. Внезапно рассказ прерывается приветствием человека, держащего в руках ту же самую книгу, что и автор. О большей славе, казалось бы, мечтать нельзя, но подобная история за одну неделю повторялась еще три раза!
Такой успех книга приобрела прежде всего благодаря двум качествам СА: ощущению осязаемости истории и удивительному дару рассказчика. Жажда понимания прошлого в его конкретности, одухотворяемая чувством тончайшей драматургии, оформляется у СА в повествования о судьбах вещей, окружающих византийцев и нас (см. «1000 лет озарений»), но также позволяет с удивительной трезвостью разгадывать самые глубинные парадоксы византийской культуры. Берясь за исследование «возвышенных» сюжетов, СА с вольтерьянским задором доказывает, что сокровенная отрешенность каких-то вещей нам попросту навязана, а на деле они легко становились предметом шуток, рыночных споров, литературных экспериментов, то есть были такими же обыкновенными как, например, чудо.
Приверженец принципа Ὅμηϱον ἐξ Ὁμήϱου σαφηνίζειν, СА вместе с тем всегда напоминает о величайшей условности и ненадежности всего данного нам в текстах. Отсюда – постоянный призыв искать все самое важное в деталях: в нескончаемом потоке похвал невероятно обидно не заметить ремарку, превращающую придворного льстеца в инакомыслящего; в поношении – метафору, выдающую в ниспровергателе язычества знатока греческой мифологии; в сдержанном описании быта – молчание, скрывающее кричащее осуждение нравов. Будучи необыкновенно чуток к недомолвкам и передержкам, СА мгновенно распознает любые манипуляции не только в источниках, но и в политике.
Достигнуть недосягаемого уровня энциклопедизма и никогда не оставаться равнодушным ко всему происходящему вокруг – вот то, что вместе с невероятным обаянием всегда будет очаровывать всякого, кому когда-то посчастливилось учиться у СА.
Ян Зарипов